Николаас Тинберген — биография

Перевод с английского: Максим Мороз.

Я родился в Гааге, Нидерланды, 15 апреля 1907 года, третьим из пяти детей Дирка К. Тинбергена и Жаннет Ван Эк. Мы были счастливой и гармоничной семьей. Моя мать была теплым, импульсивным человеком; мой отец был учителем голландской грамматики и истории – он полностью посвящал себя своей семье, был очень трудолюбивым и любознательным, полным утонченного юмора и радости от жизни.
Я не особо интересовался школой, и проскочил среднюю школу и университет с минимальными усилиями, которые, по моему мнению, были достаточны для того чтобы меня не выгнали. Мудрые преподаватели, в том числе мои профессора университета в Лейдене, Х. Бошма и покойный CJ van der Klaauw, дали мне свободу реализации моих увлечений – походов, наблюдения за птицами, катания на коньках и играми, при этом игра на левом фланге команды по хоккею на траве позволяла мне высвобождать мою практически неисчерпаемую энергию.

Фортуна всю жизнь была ко мне благосклонна. Неописуемые природные богатства Голландии — огромные песчаные берега, великолепные прибрежные дюны, изобилие дикой природы в ее широко распространенных внутренних водах, и всё это в часе ходьбы от нашего городского дома – восхищало меня, кроме того, у меня была привилегия доступа ко многим вдохновляющим трудам двух совершенно исключительных голландских натуралистов, Э.Хейманса и Жака П.Тийссе, широко известных в Нидерландах.

В детстве у меня было два маленьких аквариума на заднем дворе, в которых я каждую весну с увлечением наблюдал постройку гнезд и другие особенности поведения колюшек. Мой преподаватель естественных наук в нашей средней школе д-р A. Шиербик, назначил нескольких учеников ответственными за три аквариума с морской водой в классе, справедливо аргументируя директору, что мне достаточно свежего воздуха и не стоит переживать, что я провожу утренний перерыв в помещении.

Наслушавшись рассказов об академическом курсе биологии, который преподавали Лейдене, я сначала не хотел идти в университет. Однако друг семьи, профессор Пол Эренфест и доктор Шиербик убедили моего отца отправить меня в 1925 году к профессору Дж. Тиенеманну, основателю знаменитого «Вогелварте Роззиттен» и изобретателю методики кольцевания птиц. В то время как Тиенманн не совсем понимал, что делать с этим неловким юношей, фотограф Руди Штайнерт и его жена Люси брали меня на прогулки по уникальным густонаселенным берегам и дюнам песчаной косы Kurische Nehrung, где я увидел массовую осеннюю миграцию птиц, дикого лося, а также знаменитые барханы. По возвращении в Голландию, на Рождество 1925 года, я решил читать курс биологии в Лейденском университете. Здесь мне посчастливилось подружиться с самым талантливым естествоиспытателем Голландии доктором Яном Вервей, который своим примером внушил мне профессиональный интерес к поведению животных (он также обставил меня, к моему унижению, в импровизированном забеге вдоль пустынного Нордвейкского побережья, это было то еще зрелище — две энергичных обнаженных обезьяны!). Своим интересом к чайкам я обязан раннему импринтингу у чаек в маленькой защищенной колонии Herring Gull недалеко от Гааги и примером двух друзей, по-отечески относившихся ко мне, покойного Дж. Тиймстра и доктора A. Ф. Ж. Портьелье.

Окончив учебу без особых отличий, мы поженились с Элизабет Руттен, к семье которой я часто присоединялся во время катания на коньках на Зуйдерзее; я стал понимать, что однажды мне придется зарабатывать на жизнь. Под влиянием работы Карла фон Фриша и научных трудов Ж.-Х. Фабре по энтомологии, я решил использовать обнаруженную колонию Beewolves (Philanthus – роющие осы) для изучения их замечательных способностей по возвращению домой. Результатом стало краткое, но все же довольно интересное небольшое исследование, которое (как я узнал позже) Лейденский факультет пропустил с большими сомнениями; 32 печатные страницы показались им недостаточно впечатляющими. Однако мне не терпелось пройти этот этап и благодаря щедрости Сиднея Ван ден Берга мне предложили присоединиться к небольшой группе от Нидерландов для участия в международной полярной зимовке 1932-33 года в Ангмагсалике, родине небольшого изолированного племени эскимосов. Мы с женой жили с этими завораживающими людьми два лета и зиму до того как они были европеизированы. Наш непосредственный опыт жизни в этом первобытном сообществе охотников-собирателей здорово помог нам через 40 лет, когда я попытался восстановить наиболее вероятный образ жизни предков современного человека.

По возвращении в Голландию мне дали работу младшего преподавателя в Лейденском университете, где в 1935 году профессор С. Дж. ван дер Клааув, который знал применение усилиям своих молодых сотрудников, направил меня преподавать сравнительную анатомию и организовывать учебный курс по поведению животных для студентов. Мне также разрешили выпустить моих первых выпускников-исследователей в поле, что позволило мне продлевать мой официальный 12-дневный ежегодный отпуск каждый год еще на два месяца на период выполнения работ. Это время мы использовали для дальнейших исследований ориентирования роющих ос, а также для исследований поведения других насекомых и птиц.

В 1936 году Ван дер Клааув пригласил Конрада Лоренца в Лейден на небольшой симпозиум на тему инстинктов, где я впервые и встретил Конрада. Мы сразу же нашли общий язык. Лоренц пригласил нас с нашим маленьким сыном на четырехмесячный отдых в родительском доме в Альтенберге недалеко от Вены, где я стал вторым учеником Лоренца (первым был доктор Альфред Зейтц, известный своим Правилом суммации раздражений Зейтца (Seitz‘s Reizsummenregel)). Однако «учитель» и «ученик» с самого начала оказывали влияние друг на друга. Неординарное видение и энтузиазм Конрада дополнялись и усиливались моим критическим мышлением, моей склонностью продумывать его идеи и моим неудержимым стремлением проверять наши гипотезы экспериментами – подарок, к которому он относился почти с детским восхищением. При этом мы постоянно находили поводы для веселья, которое Конрад называл «мальчишескими выходками».

Эти месяцы стали решающими для нашего будущего сотрудничества и дружбы на протяжении всей жизни. На обратном пути в Голландию я смущенно написал великому фон Фришу, спрашивая, могу ли я позвонить в его уже известную Рокфеллерскую лабораторию в Мюнхене. Мое воспоминание о том визите — смесь восторга от фон Фриша и беспокойство за него, когда он при мне отказался отвечать на агрессивный выкрик «хайль Гитлер!» студента, тихо ответив на него «Бог в помощь».

В 1938 году Фонд «Нидерланды-Америка» предоставил мне бесплатный проезд в Нью-Йорк и обратно, который я использовал для четырехмесячного пребывания, оплаченного гонорарами за лекции, которые я читал на своем хромающем английском. Я жил на один доллар в день в YMCA (Юношеская христианская ассоциация) и каждый день обходился 40 центами оплаты за комнату, 50 центами на еду и двумя пятаками для поездки в метро и на автобусе. Во время этого визита я встретил Эрнста Майра, Фрэнка А. Бича, Теда Шнейрла, Роберта М. Йеркса (который предложил мне гостеприимство как в Йеле, так и в Оранж Парк, Флорида) и многих других. Я был откровенно удивлен увиденным в американской психологии. Вскоре после Мюнхенского кризиса я прибыл домой, готовя себя к темным годам, которые, мы были уверены, ожидали нас вскоре.

Затем последовал год напряженной работы и оживленной переписки с Лоренцем, которая была прервана началом войны. Мы оба видели это как катастрофу. «У нас впереди так много хорошего» (Wir hätten soviel Gutes vor), написал Лоренц до того как темные силы нацизма поглотили Голландию.

Во время войны я провел два года в немецком лагере для заложников, в это время моя супруга пережила с нашей семьей непростые времена; Лоренц был призван в армию и он пропал без вести во время битвы за Витебск; от него не было никаких вестей из советских лагерей для военнопленных до 1947 года. Наша встреча в 1949 году в гостеприимном доме У.Х. Торпа в Кембридже стало ярчайшим событием для нас обоих.

Вскоре после войны меня снова пригласили в США и в Англию, чтобы читать лекции о нашей работе по поведению животных. Длительные дружеские отношения с Эрнстом Майром и Дэвидом Лэком стали решающими в моем дальнейшем интересе к эволюции и экологии. Лекции в США оформились в книгу «Исследование инстинктов» (1951); и мой визит в Оксфорд, где Дэвид Лэк только что принял руководство недавно созданным Институтом орнитологии Эдварда Грея, в конечном итоге закончился тем, что я принял приглашение сэра Алистера Харди поселиться в Оксфорде.

Наряду с созданием, по просьбе Харди, центра исследования и преподавания поведения животных, за годы пребывания в Оксфорде я занимался нашим только начавшим издаваться журналом Behaviour («Поведение»), помогал в развитии контактов с представителями американской психологии (к которой мы, возможно, относились слишком критично), а также в налаживании международного сотрудничества. Эта работа была бы невозможна без деятельной и не афишируемой помощи сэра Питера Медавара (который призвал Фонд Наффилда профинансировать нашу небольшую исследовательскую группу в течение первых десяти лет) и Э.М. Николсона, который выделял щедрое финансирование от Комитета по охране природы, которое, практически по всем статьям, продолжалось до моего выхода на пенсию. Когда профессор Дж. У. С. Прингл сменил Алистера Харди на посту заведующего кафедрой зоологии в Оксфорде, он не только поддерживал и поощрял нашу группу, но и заинтересовал нас в устранении разрыва (намного большего, чем мы себе представляли) между этологией и нейрофизиологией.  Основав новую междисциплинарную Оксфордскую школу гуманитарных наук, он стимулировал мое угасшее было стремление применить методы этологии к поведению человека.

Нашей исследовательской группе были предложены уникальные возможности для экологически ориентированной полевой работы, в то время как почетный доктор Дж.С. Оуэн, тогдашний директор национальных парков Танзании, обратился ко мне за помощью в создании научно-исследовательского института Серенгети. С тех пор ряд моих учеников помогли в создании международной известности этого института и с тех пор научные связи с ним сохраняются.

Наша работа получила признание научного сообщества, среди свидетельств которого я особенно ценю мое избрание в качестве члена Королевского общества в 1962 году; как иностранного члена Koninklijke Nederlandse Akademie van Wetenschappen в 1964 году; присвоение, в 1973 году, почетной степени доктора наук Эдинбургским университетом; награждение медалью Яна Сваммердама в Genootschap voor Natuur-, Genees-, en Heelkunde в Амстердаме в 1973 году. В последние годы мы с супругой сконцентрировали свои исследования на социально важном вопросе аутизма в раннем детском возрасте. Эта и другие работы по развитию детей недавно привели нас к профессору Джерому С. Брунер, чье подбадривающее влияние чувствуется уже по всей Англии. Единственное, о чем я сожалею, это то, что я не младше на 10 лет и не могу принять более активное участие в развитии центра этологии детей в Оксфорде.

Из моих публикаций, ниже приведены те, которые внесли вклад в развитие этологии:

Из Les Prix Nobel en 1973, редактор Вильгельм Одельберг, [Нобелевский фонд], Стокгольм, 1974

Настоящая автобиография/биография написана на время награждения и позднее опубликована в серии книг Les Prix Nobel/ Nobel Lectures/The Nobel Prizes. Информация иногда обновляется  дополнениями, направляемыми лауреатом.

Николаас Тинберген умер 21 декабря 1988 года.